Привет.
Кажется, прошли годы с тех пор, когда я в последний раз писал тебе
письмо, тем более прошли столетия с того момента, когда мы говорили в последний
раз, но это ничего, это нормально. Вполне естественно, что я дал своему
чувству, если это было оно, вытечь и смешаться с банальщиной своих дней, но
ведь не было же ничего, правда? Мне просто показалось однажды, показалось
дважды и трижды и будет казаться каждый раз, когда я буду слушать city of delusion или что-то другое из
репертуара нашей бывшей любимой группы. Почему-то у меня такое ощущение, что ты
больше не любишь ни мьюз, ни меня, но я никогда не узнаю об этом, да и никогда
не знал, если так по-честному. Иногда я спрашиваю стены, потолки и своего
воображаемого друга почему мне так нравится думать о тебе, и на ум не приходит
ничего кроме того, что я просто накуренный придурок, которому даже ширятся не
надо для того чтобы летать в стратосфере. Это все здорово, но, помнится, я
обещался прекратить сопли и завязать с мечтами о простом бабском счастье. Так
все и вышло: теперь мне конкретно и по-мужски хочется отлюбить тебя и приковать
к себе наручниками на долгие месяцы, чтобы было неповадно уходить. Хотя сейчас
в моем мозгу наступило лето, и вся шаурма из бабочек в животе и невыблеванных
кишок отошла на задний план, теперь хочу веселиться и бегать, травиться
московским воздухом и топится в грязных волнах Средиземноморья. Не до тебя мне,
вот. Да и вообще у меня тут экзамены, фальшивое поступление, если оно таки
произойдет и, что греха таить, великий концерт, где не будет тебя, зато будет
целая толпа людей и ещё большая толпа настроения и эмоций.
Мои чертовски приятные дни на свободе скоро закончатся, а в них так и
не было тебя. Я привык к разочарованиям, но, наверняка, мне даже Мэтт Беллами
не объяснит какого черта наше с тобой «ничего» не выросло в нормальные и
человеческие «встретились-заитриговались-потрахались-пошлинавсечетырестороны»,
а умерло на стадии моего воистину тупого смущения и твоего, чтоб его, страха
перед тремя больными на голову девками, пару-тройку раз напивавшимися да и то
не в стельку. Ну дети мы, да, но почему кто-то в шестнадцать лет уже своих детей
имеет и грудь четвертого размера, а кто-то, как последний долбанный романтик,
кончает, едва заслышав кого-нибудь, проживающего в егообожаемом плеере?