Скоро. И только-то.
Даже придирчиво себя в разбитом стекле, хаотично разбросанному по полу, рассматривать не надо, чтобы знать - ебало твоё такое же, каким он его помнит; всё то же самое, вплоть до выражений лиц, прячущихся за другими выражениями лиц.
Приехали - ты даже его вспоминаешь пафосным выдохом, астматическими нотками которого требуешь новую сигарету. Ты не можешь ничего поделать с тем, что тебя, в общем-то, это больше не трогает. Нет никаких взлетов и падений сердца, потных ладоней, разодранных изнутри карманов курток... нет их. Кажется, не было никогда, хотя ему-то лучше знать.
Он-то, счастливый, ждёт, наверное.
«Он, кстати, переживает не больше твоего» - он там думает, по другую сторону мира, и закидывает ногу на ногу: «Не всё ли уже равно?»
Ты даже не подозреваешь, что сейчас, теперь, прямо в этот момент, когда проводишь пальцами по виску, поднимаешь бровь, вдыхая обратно только что извергнутый из себя же дым - не понимаешь, что готов извести блок сигарет зараз. Готов избить первого попавшегося человека до полусмерти. Готов выйти орать на улицу.
Ты, блядь, никогда в жизни так не... не ждал.
Ты забыл - он отнюдь не статичен, но ради тебя он и сам об этом забывает и именно поэтому покорно и изредка появляется почти из ниоткуда.
Скоро, достаточно, но не слишком скоро ты сам узнаешь, как трясутся твои руки, как он обнимает, как ты умеешь изворачиваться, пытаясь спрятать то, что с тобой произошло за время его отсутствия. Пока же ты можешь только презрительно думать об одной только своей мысли о его лице и вяло корить себя за то, что был таким идиотом.
Он же размышляет о том, что ты сотворишь с самим собой на этот раз - он угадывает, осторожно улыбается сам себе и щелкает по струне.
«Скоро это не так уж и долго, в самом деле».
По просьбе Тани должна была написать юст и вообще нечто совершенно другое, но Марина и ее брыллыанты унесли меня в другую сторону и я запорола даже то, что не ожидала запороть
Алексу и Майлзу эта неловкая пробежка между магазинными полками напоминает клип The Age of The Understatement - только идут они молча и глазеют не в камеру, а в поисках чего-нибудь, что можно съесть буквально не отходя от кассы. Бесконечные ряды печенья, мармелада, шоколада и прочей не особенно питательной ерунды мелькают везде, куда только достает взгляд.
- А что ты хочешь, м? - Майлз останавливается напротив мармеладок и хитро скалится, разглядывая прозрачные красные желатиновые вишенки сквозь упаковку. - потому что, знаешь, я не голоден вообще.
Алекс встает рядом, перебирает пачки зефирин, прикидывая, как развести Кейна на какао, но едва замечает рядом стеллаж с печеньем, как сразу же уходит в него с головой.
- У тебя денег много с собой? - Майлз раздумывает соврать или признаться, что с собой у него сотни две фунтов и все их он с готовностью оставит в этом чертовом магазине - лишь бы они уже притащились к кому-нибудь и сели... пить чай, наверное.
Майлз все-таки берет с полки пачку мармеладок и неряшливо отвечает: - Достаточно.
Реакция Алекса поразительна - он еле поднимается с корточек, балансируя с этой своей стопкой коробок. Майлз, проверяя на прочность сию башню, кидает сверху пачку M&M's, и недовольный тем, что Алекс стоически выносит это испытание и даже сдувает челку с глаз как ни в чем ни бывало, проходит дальше, скользя пальцем по ценникам.
Хотя оба почти равнодушны к шоколаду, они единогласно решают взять аж две плитки.
- Чёрт, мы забыли! - Алекс шурует обратно, к полке, которую они прошли ещё в самом начале, и возвращается к Кейну с банкой старой доброй нутеллы.
- Миллиард лет не ел, а, - бурчит Кейн и не успевает Алекс опомниться, как Кейн срывает крышку и нагло жрёт пасту, окуная в неё палец.
- Ей, ты, кажется, был не голоден, - Ал хмыкает и начинает движение в сторону кассы.
Майлз, смущенный и с шоколадным контуром вокруг губ, обгоняет друга, и они проводят несколько мучительных минут под пристальным взором продавщицы. Тёрнер почему-то решает что во всем виноват Кейн, и когда видит его вымазанного в нутелле, прячет лицо в руках.
Наконец, этот позор кончается, и ребята, измотанные, вваливаются на кухню. Самое ужасное - есть всё купленное нет уже ни сил, ни желания.
Алекс осматривает заваленный стол, ловит взглядом открытую всё-таки пачку мармеладок, улавливает резкий и чуть кислый запах вишневого ароматизатора - Майлз с удовольствием чмокает и спрашивает, кивая на пригоршню мармеладин: - Хочешь вишенку?
- Неа, - Ал утыкается подбородком в стол и исподлобья наблюдает за ленивыми движениями челюстей Кейна, - меня что-то на солёное теперь потянуло.
- А что ты хочешь, м? - Майлз останавливается напротив мармеладок и хитро скалится, разглядывая прозрачные красные желатиновые вишенки сквозь упаковку. - потому что, знаешь, я не голоден вообще.
Алекс встает рядом, перебирает пачки зефирин, прикидывая, как развести Кейна на какао, но едва замечает рядом стеллаж с печеньем, как сразу же уходит в него с головой.
- У тебя денег много с собой? - Майлз раздумывает соврать или признаться, что с собой у него сотни две фунтов и все их он с готовностью оставит в этом чертовом магазине - лишь бы они уже притащились к кому-нибудь и сели... пить чай, наверное.
Майлз все-таки берет с полки пачку мармеладок и неряшливо отвечает: - Достаточно.
Реакция Алекса поразительна - он еле поднимается с корточек, балансируя с этой своей стопкой коробок. Майлз, проверяя на прочность сию башню, кидает сверху пачку M&M's, и недовольный тем, что Алекс стоически выносит это испытание и даже сдувает челку с глаз как ни в чем ни бывало, проходит дальше, скользя пальцем по ценникам.
Хотя оба почти равнодушны к шоколаду, они единогласно решают взять аж две плитки.
- Чёрт, мы забыли! - Алекс шурует обратно, к полке, которую они прошли ещё в самом начале, и возвращается к Кейну с банкой старой доброй нутеллы.
- Миллиард лет не ел, а, - бурчит Кейн и не успевает Алекс опомниться, как Кейн срывает крышку и нагло жрёт пасту, окуная в неё палец.
- Ей, ты, кажется, был не голоден, - Ал хмыкает и начинает движение в сторону кассы.
Майлз, смущенный и с шоколадным контуром вокруг губ, обгоняет друга, и они проводят несколько мучительных минут под пристальным взором продавщицы. Тёрнер почему-то решает что во всем виноват Кейн, и когда видит его вымазанного в нутелле, прячет лицо в руках.
Наконец, этот позор кончается, и ребята, измотанные, вваливаются на кухню. Самое ужасное - есть всё купленное нет уже ни сил, ни желания.
Алекс осматривает заваленный стол, ловит взглядом открытую всё-таки пачку мармеладок, улавливает резкий и чуть кислый запах вишневого ароматизатора - Майлз с удовольствием чмокает и спрашивает, кивая на пригоршню мармеладин: - Хочешь вишенку?
- Неа, - Ал утыкается подбородком в стол и исподлобья наблюдает за ленивыми движениями челюстей Кейна, - меня что-то на солёное теперь потянуло.
этим всё сказано. попалась случайео и так же случайно сука поставилась на репит.
- Мне кажется, ты такой один, - Алекс вскидывает голову и таращится на Майлза как, право слово, баран на новые ворота. Не то чтобы Кейн говорил на полном серьёзе; не то чтобы не смотрел на него сверху вниз – Алекс в очередной раз размахивает бутылкой на этот раз уже белого вина, и некоторое количество её содержимого плеснуло на пол; не то чтобы Алекс вообще не ожидал таких слов услышать… Просто он немного навеселе и пытается вальсировать с бутылкой вина, таким образом, оставляя Кейна с пустым бокалом.
- Кхм, - Тёрнер делает глоток из горлышка, – есть такое.
Майлз отходит к столу, открывает новую бутылку – от Алекса не дождёшься.
Тёрнер же, совершив квадрат по кухоньке-столовой, в итоге приканчивает белое и с интересом смотрит на губы Майлза, которые успевают приобрести голубой оттенок от сухого красного. Бокал в его руке смотрится настоящим варварством.
- Ты на самом деле уникум – даже пьяный танцуешь как… как… позорище, Ал, просто позорище, - Майлз допивает своё вино. Бордовая мерзость высыхает на губах, из-за нее кажется будто они все растрескались. – Давай, иди сюда.
Алекс идёт. Идёт, чтобы освободиться от стеклотары. Он так думает, во всяком случае.
Кейн сразу же берёт его руку в свою – Ал сжимает его ладонь ещё крепче. Другой, свободной кистью Майлз притягивает Алекса за талию и делает шаг на него.
- Ну, давай же. – Майлз, оказывается, тоже немного – разве что чуть-чуть – пьян, но всё равно уверенно ведёт и настойчиво держит близко к себе. Тёрнер даже не смеет шелохнуться лишний раз, вбирает больше воздуха, чтобы реже вдыхать, смотрит на их сцепленные руки, хоть это и неприлично. – Вот, уже лучше.
Голос звучит так мягко, сдобренный тишиной. Алексу даже смотреть не нужно – он итак знает, ощущает то, как Кейн наблюдает за проступающей на его лице самодовольной пьяной ухмылочкой.
В это мгновение Алекс забывает, что его рука должна покоиться на плече Майлза, и он с ужасом закрывает ей рот, чтобы не… или засмеяться, или резко и звучно вдохнуть, или ответить невпопад.